Обнаров - Страница 94

Он ушел. Он долго стоял на балконе, думал и курил, курил и думал, потом бросил сигарету и пошел к жене.

На огромной постели она лежала, свернувшись жалким калачиком, укрывшись до подбородка одеялом. Обнаров сел на пол рядом с кроватью, погладил жену по голове, по щеке.

– Холодно? Может быть, еще одно одеяло принести?

Жена качнула головой.

– Поговори со мной, – он коснулся лбом сложенных на краешке кровати рук. – Тая, я так устал придумывать за тебя твои вопросы и твои ответы и беседовать с тобою только в мыслях. Я так устал придумывать тебя! Я так устал быть один! Я не могу больше…

Она взялась за краешек одеяла, подтянула его к глазам, вытерла выступившие слезы.

– Не плачь, не надо плакать. Все слезы в Израиле остались. Теперь будем жить и радоваться. Разве нет?

Она громко всхлипнула. Обнаров поднялся, сел на краешек кровати, поверх одеяла стал гладить жену по спине, по плечу, по руке, по повязанной косынкой голове.

– Поговори со мной, не плачь. Что-то ведь мучает тебя, раз ты плачешь… Мы можем обсуждать любые темы, как бы деликатно они нас не задевали. Жить, избегая друг друга, как сейчас, мы не можем. Это же просто пытка!

– Оставил бы меня в больнице! – сквозь слезы выкрикнула она.

– Что?! Что ты такое говоришь, Тая?

– Да! Я обуза тебе. Ты молодой, здоровый мужик. Зачем тебе нужна такая жена? Ты посмотри на меня, – она откинула одеяло, и сквозь ночную рубашку было видно ее исхудавшее тело. – Я стала девяностолетней старухой. Я попросила мне постелить отдельно, потому что мне стыдно ложиться с тобой в супружескую постель!

Обнаров укрыл жену одеялом, сгреб в охапку, придвинул к себе, обнял и, глядя в глаза, сказал:

– А теперь представь, что ты это я. Представь. Ты – я. Представила? Неужели я был бы тебе неприятен? Какая, к дьяволу, разница, сколько ты потеряла килограммов после болезни? Килограммы нарастут, у тебя вся жизнь впереди! И волосы вырастут. Я загибаюсь без тебя, неужели ты этого не видишь?!

Он оставил ее, молча поднялся и вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.

В гостиной, выкурив сигарету, Обнаров стоял возле открытого окна и сосредоточенно смотрел на уснувший, заваленный снегом город. Пестрая ночная панорама. Совсем как жизнь. Пестрая…

Она осторожно тронула его за плечо, он вздрогнул. Она прижалась мокрой щекой к его спине, как когда-то.

– Прости меня, Костя. Прости, пожалуйста…

Он обернулся, обнял.

– Таечка, ты меня прости. Видно, что-то во мне не правильно, раз тебя посещают такие мысли.

На огромной кровати они лежали, тесно обнявшись, переговариваясь вполголоса, точно тая от остального мира свои секреты. Потом она уснула, а он долго не засыпал, слушал ее ровное дыхание, время от времени целовал в макушку и думал.

– Валера, дорогой! Замени вывеску на своем агентстве! Напиши вместо «Успех» «Провал», «Ужас». «Караул», все, что хочешь, но только не «Успех», потому что успеха у тебя не будет!

– Что ты, что ты, Талгат? Тьфу, тьфу, тьфу! – Юдин постучал согнутым пальцем по столу.

– По голове себе постучи! Я – твой самый доходный, самый постоянный, самый давний, самый преданный клиент. Но я больше к тебе не приду. Детям своим скажу, чтобы не приходили, друзьям своим скажу, коллегам, людям на улице скажу: «Люди, не ходите сюда. Здесь работает безответственный человек!». Ты подставил меня, Валера. Ты это понимаешь?! – сидя напротив Юдина, возмущался Талгат Саддулаев.

Юдин поерзал в кресле, поскреб подбородок и как ни в чем не бывало спросил:

– Да что случилось-то?

– Он спрашивает! Случилось, дорогой. Случилось!

– Что случилось?

Саддулаев склонился через стол к Юдину и очень доверительно спросил:

– Я тебе сценарий для Обнарова приносил?

– Приносил.

– Я тебя, как человека, просил его Обнарову передать?

– Я-то думал, случилось что! – вскинул руки Юдин.

Из ящика стола он вынул толстую папку и бросил на стол перед Саддулаевым.

– Забирайте, пожалуйста, ваш гениальный сценарий.

Юдин поднялся, пошел к шкафу, достал коньяк, тарелочку с засыпанным сахаром лимоном и два бокала, принес их, поставил перед Саддулаевым, потом сел рядом и, разливая коньяк по бокалам, сказал:

– Вот, сидишь в своем Лондоне, не знаешь ничего. Был у меня Обнаров. Предлагал я ему твой распрекрасный сценарий. Он его не взял.

– Как не взял? – искренне изумился Саддулаев.

– Руками, как! Не до того сейчас Константину Сергеевичу. Он сейчас выбирает что подороже, без акцента на содержание. Лишь бы бабки платили. У него жена болеет. Ему на лечение деньги нужны.

– Подожди, Валера. А что случилось?

– Что случилось, что случилось… Онкология. Молодая, прекрасная барышня… Талгат, до чего же баба красивая! Я их вместе в ресторане видел. Так весь вечер, разинув рот, пожирая ее глазами, и просидел. Представляешь? Костя ее по заграницам возит. Денег море в лечение вбухал. Один день в клинике, говорят, стоит три тысячи долларов. Короче, он продал все, что было, работает, как каторжный, еще сын на нем, мать. У матери то сердце с давлением, то нога отказывает. Смотреть на него больно. С Кости остались кожа да кости.

Юдин безнадежно махнул рукой. По его виду читалось: «Слава Всевышнему, что я не на месте Обнарова».

– Что делается… Я не знал.

– А ты со своим сценарием! Денежный эквивалент, достойный, предложи, потом напирай. Я позвоню, поговорю, убежу. Или убедю? Как там правильно-то?

– Ах, Костя-Костя… У меня же Костя без проб утвержден. Уже под него остальные пробы делались. Я уже снял половину. У меня даже гардероб главного героя по Костиным меркам сшит. Нет, конечно, бывают ситуации, когда ленивые продюсеры не хотят искать новые лица, эксплуатируют успешное прошлое актера. Валера, но ведь есть же актерские лица, которые сами по себе уникальны! Костя – уникальный артист. Кем я его заменю? В ком я найду его глубокий, проникновенный взгляд, его недосказанность, его самоиронию, его огромное внутреннее пространство? Я был уверен, что после «Капитана» проблем с Обнаровым у меня не будет.