Обнаров - Страница 85

– Спасибо, Олег Ефимович. Я отработаю половину спектаклей.

Севастьянов расцвел в довольной улыбке.

– Вот это говорит Актер! С большой буквы.

– На фоне похвалы, Олег Ефимович, я просил бы вас отпустить меня на два дня. Мне срочно нужно быть в Хайфе. Мне врач звонил. Жене стало хуже. Я уже и билет заказал. Самолет через три часа.

– У тебя когда спектакль?

– Завтра.

Севастьянов тяжело вздохнул.

– На завтра у нас правительственная бронь. Костя, отменить спектакль я не могу. Его придут смотреть «шишки» из «большой восьмерки». Будут главы Великобритании, Германии, Италии, Франции, Канады, Японии, Соединенных Штатов. От России будет или Сам, или Премьер. Заменить спектакль я не имею права, заявка именно на «Оду нищим».

Обнаров грустно улыбнулся.

– Значит, я прилечу назад завтра, Олег Ефимович, и обязательно отыграю спектакль.

– Таечка, милая моя, как ты?

Обнаров улыбнулся, склонился к жене и сквозь стерильную маску легкими невесомыми поцелуями стал покрывать ее исхудавшее белое лицо и тонкие, точно восковые руки. Он погладил ее по голове. Теперь на голове была повязана белая тонкая косынка, чтобы скрыть выпадение волос от химиотерапии. На руках, на шее, как проявление геморрагического синдрома при острой анемии, были отчетливо видны кровоподтеки. Очевидно, кровоподтеки были и на теле. Ему показалось, она еще больше похудела, хотя больше уже, наверное, просто невозможно. Кожа была бледной, словно в теле не осталось ни единой кровиночки.

– Я устала, – едва слышно прошептала жена. – Я не могу больше. Я хочу умереть. Прости меня…

Из ее глаз выкатились слезинки и заскользили вниз, по щекам, а за ними еще, еще и еще. Она смотрела на него и плакала, и этот безмолвный плач разрывал душу.

– Извините, нам пора, – сказала одна из трех вошедших медсестер. – Господин Ковалев, пожалуйста, пройдите за медсестрой в соседнее помещение.

Он улыбнулся жене, сжал ее руку.

– Мы сейчас увидимся опять. Я буду с тобой, пока тебе не станет лучше.

Тая безучастно повернула голову к стене и закрыла глаза.

Одетый во все стерильное Обнаров полулежал на удобном столе для переливания крови, чем-то напоминающем стоматологическое кресло. Его правая рука была отведена в сторону и фиксирована к подлокотнику. От вены локтевого сгиба красной змейкой тянулась гибкая подводка системы прямого переливания крови. Преодолев легкое головокружение, он повернул голову направо. Там, за стеклянной ширмой, на каталке, укрытая до подбородка белой простыней, в белой марлевой шапочке лежала она. Среди белого было видно только одно изможденное бледное лицо с темно-малиновыми ввалившимися глазницами и тонкая высохшая левая рука, отведенная в сторону и закрепленная ремешками-липучками к подлокотнику. К вене локтевого сгиба была подключена система прямого переливания крови. Сейчас в ее вену поступала его кровь.

Он приподнял голову, посмотрел на жену. Их взгляды встретились. Жена смотрела на него и плакала.

После прямого переливания крови Тая уснула, а он сидел с доктором Михайловичем в маленьком ресторанчике напротив клиники. Михайлович его потчевал необыкновенно вкусно приготовленным мясом, заставляя запивать его красным вином, кормил паштетом из печени, поил гранатовым соком, а на десерт угощал грецкими орехами с медом. После трапезы врач настаивал, чтобы Обнаров ехал в гостиницу и выспался, но, опасаясь, что Тая проснется без него и расстроится, Обнаров пошел в палату. В палате он приставил низенький табурет к кровати жены, положил руки на край кровати, на них голову, и так уснул.

Ему снилась бегущая по ромашковому лугу Тая. Она бежала к нему, звонко смеялась и все никак не могла добежать.

– Что тебе снилось? – очень тихо, одними губами прошептала жена.

Реальность возвращалась постепенно. Наконец Обнаров вспомнил, как после прямого переливания крови сидел с доктором Михайловичем в маленьком ресторанчике, как потом пришел сюда.

Он улыбнулся счастливо.

– Мне снилась ты.

Он погладил жену по руке, поцеловал ладонь.

– А я есть хочу. Так странно. Мне первый раз здесь захотелось есть.

– Правда?! Это же здорово!

Счастливый, он с ложечки кормил жену. Ее желудок, отвыкший от пищи, быстро насытился диетическим бульоном и парой ложечек пропаренного, стертого в пюре овощного рагу.

Пришла медсестра, взяла кровь. Вместе с нею пришел доктор Михайлович.

– Анализ крови мне, срочно, – распорядился он. – Ну-с, госпожа Таисия, как вы себя чувствуете?

– Анатолий Борисович… – Тая попыталась улыбнуться

Доктор рассмеялся, кивнул Обнарову, указывая на жену.

– Сегодня может выговорить моё имя и отчество. Обычно она завет меня «Анатоль».

– Мне хорошо. Спасибо.

– Это вы мужа благодарите, голубушка. Мы ведь и раньше вам донорскую кровь переливали, а результатов никаких. А тут поспали четыре часочка после переливания, и совсем другой человек. Может быть, и правда дело не в медицине?

Доктор Михайлович ушел, оставив им в подарок это предположение.

– Костик, ты когда улетаешь?

– Завтра. Я обязан отыграть спектакль. Главы восьми держав пожалуют, – тоном обреченного сказал Обнаров.

– Ничего. Ты справишься…

Он кивнул.

– Поезжай в гостиницу, тебе надо поспать. Ты устал, ты столько крови мне отдал. У тебя завтра тяжелый спектакль. Я тоже буду спать. Я очень хочу спать. До завтра.

Тая закрыла глаза.

– Отдыхай, – Обнаров поцеловал жену в щеку.

Он слушал ее дыхание, гладил по голове, как заболевшего ребенка. Он ушел, когда понял, что жена уснула.