Обнаров - Страница 77

– Эта «домашняя девочка» даже не извинилась! Мне что, заняться нечем, кроме как эту куклу лапать? Я что, в кино первый день? Дима, я не буду вытирать сопли партнерше, ведущей себя непрофессионально, даже если у нее папочка сам великий Игорь Войтенко. Папочка ей роль выхлопотал, пусть хоть что-то сделает сама!

Плотников потер шею, точно ее нещадно ломило.

– Костя, я не настаиваю, я прошу. Прошу тебя. Умоляю! Мы все засядем здесь черт-те на сколько! Мы попадем на бабки! Мелехов из меня бифштекс с кровью сделает.

– Дима, что ты хочешь от меня? Только конкретно.

– Костя, ты что, маленький? Переспи с нею, и начнем снимать!

Обнаров хмуро глянул на режиссера.

– Пойду-ка я лучше искупаюсь.

Вода приятно ласкала тело. Сначала вода казалась ледяной, потом умиротворяюще прохладной и, наконец, она заскользила по телу восхитительно и нескромно, точно дорогой шелк.

Обнаров хорошо плавал, и чтобы стряхнуть с себя груз забот и усталости, так сказать, «придти в форму», дал себе полную нагрузку. Он заплыл далеко, к самой середине озера, потом неспеша по диагонали поплыл к берегу.

– Как водичка?

Сергей Беспалов стоял на берегу и осторожно ногой трогал воду.

– Просто блеск, Серый. Ныряй! – ответил Обнаров.

Сам же он вышел из воды и, встряхнув лежавшее на песке полотенце, стал вытираться, энергичными сильными движениями массируя тело. На Беспалова он не обращал внимания.

– Костя!

– Что?

– Спасибо тебе.

– За что?

– Я ж понимаю. Ты принудиловку здесь отрабатываешь. Вроде как из-за меня и из-за ребят.

– Не бери в голову, Серый. Получай от жизни удовольствие!

– В благородство играешь?

– В эгоизм.

– Не понял.

Обнаров улыбнулся.

– Тебе и не нужно.

Он надел брюки, подхватил лежавшую на песке футболку и пошел к вагончику гримеров.

В гриме, стоя на площадке, Обнаров ждал команды «Мотор!», когда зазвонил телефон.

Вообще-то у него было железное правило: выключать телефон на съемочной площадке, потому что звонки отвлекали, мешали, сбивали с рабочего ритма. Сейчас он не мог себе позволить этого, он ждал звонка из Израиля и, конечно же, от сестры, после визита врача. Извинившись, Обнаров поспешно отошел в сторону.

В трубке щелкнуло, прошуршало, и далекий усталый голос, не дожидаясь вопроса, сказал:

– Все по-прежнему, господин Обнаров. Отсутствие новостей – в нашем случае это хорошая новость.

Обнаров стал спрашивать, почему не может дозвониться до жены, на что врач пояснил, что в стерильный бокс, куда больная помещена, нельзя было взять ее прежние вещи, в том числе мобильный телефон.

– Анатолий Борисович, как она? – кричал Обнаров в трубку.

– Стабильно тяжело, – отвечал Михайлович. – Лихорадка с ознобами, перемежающаяся с резким падением температуры тела, в анализах крови резкое снижение количества лейкоцитов с почти полным исчезновением гранулоцитов – это один из видов лейкоцитов. Химиотерапию мы прервали, проводим лечение агранулоцитоз-колонии стимулирующим фактором – гранацитом. Ждите. Для лечения нужно время. Организм ослаблен и химиотерапией, и родами…

– Константин! Что за переговоры? – рявкнул в мегафон Плотников. – Давай на площадку! Ждем только тебя!

Кира Войтенко тряхнула каштановыми волосами, скрестила руки на груди, недовольно надула губки.

– Почему, Дмитрий Валентинович, вы орете на меня из-за малейшего промаха или опоздания, и почему нашим некоторым звездам общие правила до фонаря? Если Обнарову на меня наплевать, давайте я тоже буду заниматься своими делами! Я купаться пойду. Мне жарко. У меня чертов грим сейчас поплывет! Вы все будете меня ждать! – с вызовом сказала она. – Как-никак мы, молодежь, должны учиться у наших мэтров.

Обнаров отвернулся, сделал несколько шагов к лесу.

– Анатолий Борисович, может быть, я приеду? Может быть нужны лекарства, деньги? Я… Я просто больше не знаю, чем помочь.

– У нас есть все необходимое. А приехать вы можете дня через три. Сейчас ваша жена в стерильном боксе, под капельницами, без сознания. Не теряйте надежды…

«Без сознания… Без сознания…» – Обнаров зажал ладонями уши.

Солнце померкло, день стал серым, безрадостным. Он вытер об одежду вспотевшие ладони, в смятении провел рукой по лицу. Сердце бешено колотилось: за этим ритмом вряд ли успеть.

«Милая моя, родная девочка…»

– Господин Обнаров, сколько прикажете мне еще жариться на песке, пока ваша нимбоносная светлость изволит приступить к работе?! – крикнула ему Кира.

«А если она умрет?» – сам у себя спросил Обнаров и испугался пришедшего на ум вопроса.

– Костя! – Плотников хлопнул его по плечу. – Чему ты молодежь уч…

Он осекся, испугавшись мертвого, застывшего, ледяного взгляда Обнарова.

– Костя, ты чего? Случилось что?

Обнаров тряхнул головой. Дьявольская улыбка сверкнула и пропала. Загорелись глаза. Весь его облик вдруг стал авантюрно-бесшабашным.

– Что, Димон? Наполним жизнь сексом?

– Ты только помни, у нас не порно. У нас авантюрная комедия. Кирочке не мсти.

Обнаров какой-то расхлябанной блатной походочкой пошел на площадку.

– Как я люблю свою работу! Это даже работой назвать нельзя!

Строчки были неровными, почерк летящим, точно врач Анатолий Борисович Михайлóвич, заполнявший историю болезни Таисии Ковалевой, очень-очень торопился к больной:

«…16 августа 2005 года. 16-й день терапии 1-й фазы индукции ремиссии. В 6:00 температура 40,2 ºС, лихорадка перемежается с резкими падениями температуры тела (ознобами) до 36,0 ºС. Сознание спутано. Боли в области рта и горла, развилась картина язвенной ангины, стоматита, гингивита. Появилась резкая бледность кожи. Нарастает потеря веса. Воспаление слизистых наружных половых органов. Назначена консультация гинеколога. В анализах крови резкая лейкопения с почти полным исчезновением нейтрофильных лейкоцитов (гранулоцитов). Назначено лечение колонии-стимулирующим фактором – гранацитом. Химиотерапия после полных 15 дней прервана.