Обнаров - Страница 48

К оглавлению

На душе стало радостно. Он тихонько рассмеялся и стал снимать ботинки.

Тая поставила букет в вазу на подоконник.

– Ну как?

– Охренеть.

Она подошла, обняла, склонила голову мужу на плечо.

– Как спектакль?

– «Браво!» кричали минут десять. За поклоны устал больше чем за три с половиной часа.

– Как здорово!

– А то…

Он обнял ее и плавно закружил в такт плывущему в небеса блюзу.

– Помнишь эту мелодию?

– Нет.

– Под нее мы танцевали с Ашварией Варма в ресторане гостиницы «Серпухов». Была лютая зима, а мне казалось, что на улице весна и пахнет распускающимися почками. От этого несоответствия у меня кружилась голова.

– Это от меня у тебя кружилась голова!

– Как же ты меня тогда… – Обнаров сокрушенно качнул головой, вздохнул. – Мне даже сейчас стыдно.

– Ничего, сейчас опять весна. На улице бушует май и снова пахнет распускающимися почками. Жаль, весна в этом году очень поздняя, – она остановилась, ласково провела рукой по его волосам. – Костя, ты что-то хочешь сказать мне и не решаешься. Так?

Он помедлил, потом через силу произнес:

– Да.

– Говори же! Не пугай меня.

– Мне надо лететь в Лондон. На шесть недель, – с видом и виноватого, и несчастного человека произнес он. – Нужно заканчивать фильм о Роберте Скотте.

– Когда нужно лететь?

– Утром. Самолет в восемь.

– Как?! Почему ты не сказал мне раньше?

– Что бы это изменило?

Он протянул к ней руку, ласково коснулся щеки.

– Мне так хорошо с тобой, мой толстенький бегемотик. Я могу говорить тебе о своих чувствах, видеть их отражение в твоих глазах, эта моя откровенность меня не тяготит и не пугает, хотя она совсем не типична для меня. Я не хочу быть там, где я не могу видеть твою улыбку, прикоснуться к тебе. Я не хочу быть там, где не смогу оберегать тебя. Но я должен закончить этот фильм. И если все получится так, как я хочу…

– Золото!

– Золото…

Тая поцеловала его

– У тебя так блестят глаза, когда ты говоришь о работе. Я убеждена, все получится.

– Спасибо тебе.

– Да, ладно… Капитан Роберт Фэлкон Скотт, выше нос! Жизнь прекрасна! Разлука пойдет тебе на пользу. И фильму тоже. Так что семь футов под килем!

Обнаров улыбнулся: камень с души упал. Не было слез, истерик, чего он боялся больше всего.

– Мне так жаль, что я не могу взять тебя с собой.

– Врач считает, что мне не следует летать, и вообще нужен размеренный домашний образ жизни. Мы не должны рисковать.

– Я вернусь, и у нас будет еще полмесяца до родов. Не волнуйся. Здесь остается моя сестра Наташка, Галимские, Ольга Беспалова. Хочешь, мама из Питера приедет?

– Не дергай их. Все будет хорошо. Давай я буду тебя кормить. Надо еще вещи собрать.

– Какие там вещи… Пара джинсов, пара рубашек.

– А смокинг, на прием к Ее Величеству?

– Издеваешься? – Обнаров обнял жену. – Таечка, родная моя, я буду звонить тебе каждый день, несколько раз в день. Только не скучай. Обещай мне.

– Я ведь остаюсь не одна, – Тая улыбнулась, погладила живот: – Мы будем ждать тебя. Мы хотим гордиться тобой.

– Как он сегодня? – Обнаров опустился на колени перед женой, прижался щекой к животу. – Слушай, толкается. Точно! Ногой! Ты чувствуешь!? Таечка, ты чувствуешь?

– Я?! Я чувствую. Костик, а почему «он»? Может быть, «она»?

– Нет. Только мужик! Футболист. Крутой парень!

Тая рассмеялась.

– Вот, давно бы УЗИ сделала. Мне же надо знать, какие в Лондоне распашонки, ползунки покупать, розовые или синие.

Распахнутыми от удивления глазами Тая смотрела на мужа.

– Я не ослышалась, господин Обнаров? Вы собираетесь ходить по магазинам?

– По магазинам для новорожденных.

– Вы же терпеть не можете магазины!

– Я готов сделать исключение.

Тая взяла ладонями его лицо, поцеловала в губы.

– Ты замечательный. Ты знаешь это? Костя, я так люблю тебя…

Утром она провожала его в аэропорт.

От дверей переходного тоннеля бегом, перепрыгнув через таможенный турникет, Обнаров вернулся и сжал ее очень крепко в своих объятиях, так, что Тая не могла ни вдохнуть, ни шевельнуться. Затем он пристально посмотрел в ее лицо, будто стараясь сохранить в памяти каждую черточку на все время долгой разлуки. А потом он ушел.

Тая смотрела ему вслед, смотрела, как разбегался его самолет, устремляясь туда, куда под натиском утра отступала ночь. Она смотрела в сторону взлета и тогда, когда волнообразно затихающий звук турбин совсем пропал в небе, и на западе стало тихо и пусто.

– Разрешите, доктор?

Тая осторожно приоткрыла дверь в кабинет врача-гинеколога Ильинской Маргариты Павловны. Маргарита Павловна пила кофе, откинувшись в удобном кожаном кресле и положив ноги на стул для пациентов. В момент появления в дверях пациентки Маргарита Павловна как раз откусила большой кусок сдобной булки и теперь пыталась его прожевать.

– Женщина, куда вы лезете?! Дайте доктору кофе попить. Имейте совесть! – рявкнула на пациентку медсестра.

– Извините, просто мне на десять назначено. Сейчас десять, я и вошла.

– Ну не рожаете же?! Пять минут подождете.

– Конечно.

Тихонько притворив за собой дверь, Тая села на низенький диван. Диван был неудобный, жесткий, вставать с него с животом было одно мучение, но ноги устали от ходьбы и просили покоя. Чтобы скоротать время, она достала из сумочки карту беременной и стала ее читать.

В карте стояла ее девичья фамилия Ковалева, именно эту фамилию она назвала в регистратуре при постановке на учет, сославшись, что паспорт у нее на прописке. Учет в районной женской консультации она выбрала вопреки воле мужа, который настаивал на наблюдении в дорогой столичной клинике.