Обнаров - Страница 125

125

– Твою мать! Башку себе разобьешь. Старый, завязывай! Завязывай бухать!

Обнаров неуклюже встал на четвереньки. Правой рукой поскреб бок.

– Больно-то как…

Беспалов, точно нашкодившего кота, поднял его, и взвалив на плечи, потащил в туалет. В туалете он расстегнул Обнарову брюки, стащил их и трусы и посадил на унитаз. Потом Беспалов молча прикрыл за собой дверь и ушел на кухню разогревать приготовленную Наташей овсянку.

В туалете что-то глухо упало на пол, сдавленно ойкнуло, матюгнулось. Беспалов сокрушенно вздохнул, нервно провел рукой по лбу. Дверь туалета с шумом распахнулась.

– Да-а-а, друг любезный, задал ты всем хлопот! Костя, куда ты пошел? Пошел куда? На кухню иди! Поешь, а то сдохнешь. Бухаешь и не жрешь ничего.

– Отстаньте вы от меня, – еле слышно произнес Обнаров и крабом пошел в гостиную на свой любимый диван.

– Штаны застегни, чудило! И осторожней там! Я подмести не успел.

Беспалов взял тарелку с овсянкой, ложку и с сомнением посмотрев на то и другое, еще раз тяжело вздохнул и пошел к Обнарову.

Обнаров лежал на диване, поджав под себя ноги, сжавшись в позу эмбриона. Беспалов сел рядом. Он зачерпнул в ложку немного каши и протянул Обнарову. Тот отвернулся.

– Надо, Костя. Ты три недели толком ничего не ел. От бухла банально сдохнешь. Ешь!

Обнаров закрылся руками.

– Нет, это бред какой-то! Он еще и выдрыгивается! Не стыдно? То Наташка, то Жорик, то я возле тебя сиделками крутимся. Прямо как за дитем малым ходим!

– Зачем? – тихо, почти шепотом спросил Обнаров.

– Тебя, дурака, жалеем. Да опусти ты руки, дубина! Не напичкаю я тебя насильно этой гребаной кашей!

Беспалов поставил на паркет тарелку и рванул от лица руки Обнарова.

– Тебе в больницу надо. Надо выводить тебя из этого состояния. Так дальше продолжаться не может. Костик, ты прикончишь себя. Ты слышишь?!

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем вы лезете ко мне? Зачем жалеете, как умственно неполноценного? Зачем упрекаете, заставляете чувствовать себя виноватым? Зачем подгоняете под ваши мерки, учите, как правильно и как должно? Зачем, ответь? – попросил Обнаров.

– Костя…

– Неужели вам не понятно, что после двух литров нет боли, что когда вырубаешься, нет ни мыслей, ни чувств? Неужели я вам это объяснять должен?!

– То, что ты делаешь, неправильно ни по человеческим, ни по Божьим законам.

– Бога не трогай.

– У тебя сын. Ты ему нужен. А бабы… Да ты их хоть сотню, хоть миллион найдешь!

Обнаров кивнул, с горечью подытожил.

– Как же у вас все просто…

Он со стоном обхватил голову и замер.

Беспалов обнял друга за плечи.

– Ладно, Костик, прости. Я понимаю, тебе тяжело.

Обнаров горько усмехнулся.

– Уходи, моралист. Я хочу один остаться в своей норе. Не трогайте меня. Оставьте! Не трогайте!

– На кухне обед Наташка оставила. Пюре, легонькое, овощное. Овсянка. Больше тебе сейчас ничего нельзя. Поешь, ладно?

Обнаров с нажимом повторил:

– Уйди, Сергей. Наташе скажи, чтобы зря не ходила. Я сегодня замок поменяю. Не квартира, а… проходной двор.

Беспалов поднялся и пошел к двери. В прихожей он обернулся, пристально посмотрел на Обнарова.

– Пока ты спал, Олег Канавцев два раза заходил и мужик какой-то, летчик гражданской авиации. Оба передавали привет и велели побыстрее поправляться. Из театра была делегация, но я не пустил. Сказал, что ты простужен и спишь с температурой. Да, еще Наташа с психотерапевтом договорилась. Ты позвони ей. Она к тебе с ним подъедет. А я… Я тебе сейчас новый замок куплю. Протрезвеешь – установишь.

Отлежавшись, Обнаров достал ящичек со слесарными инструментами и принялся устанавливать новый, приобретенный Беспаловым, замок на входную дверь. Потом опять был недельный запой. Только на этот раз его никто не навещал, хотя в дверной звонок регулярно и подолгу звонили.

Потом мать воспользовалась ключом от нового замка, предусмотрительно припрятанным Беспаловым, и восьмого апреля совершенно неожиданно возникла перед сыном с внуком на руках.

– Мама?! – протирая глаза удивленно пробормотал Обнаров. – А как ты вошла?

– Через замочную скважину, – ответствовала Марта Федоровна.

Она посадила внука на пол перед лежащим на диване Обнаровым, рядом бросила сумку с детскими вещами.

– В сумке пакет молока. Один раз кашу сварить тебе хватит. Наташа с Жориком и детьми на Гавайях. Я уезжаю домой, в Питер. Свои проблемы, сын, решай сам. Я для них уже слишком стара.

Он слышал, как мать гулко хлопнула входной дверью, видел, как, испугавшись резкого забытого звука, вздрогнул и заплакал Егор. Лежа на диване, мучаясь похмельем, Обнаров тупо смотрел на рыдающего малыша. Сил встать к ребенку не было.

Едва Марта Федоровна села в машину, Наташа засыпала ее вопросами.

– Ой, дочка, что я наделала! – Марта Федоровна прижала руки к сердцу.

– Ты все правильно сделала, мама.

– Наташенька, ерунду твой психотерапевт сказал. Вернуть ребенка! Да он же лежит там, как тень худющий, поседевший, руки дрожат… Как бы не сделал с мальчишкой чего худого!

– Прекрати, мама! Если Костя сейчас ради сына не выкарабкается, он не выкарабкается вообще.

Страшная головная боль вот уже сутки не отпускала ни на секунду. Адская боль отдавалась и в зубы и в шею. Сердце трепетало, как овечий хвост. На глаза давило, точно кто-то выдавливал их изнутри.

– Господи, почему ты не дал мне сдохнуть? – с чувством произнес Обнаров и, сцепив зубы, сполз с дивана на пол к плачущему сыну.

Когда Обнаров протянул к нему руку, ребенок заплакал еще сильнее, точно испугался прикосновения.

125