Тая пошатнулась, Обнаров подхватил ее.
– Что? Что с тобой?
– Простите, – виновато сказала она. – Чуть-чуть голова закружилась.
Священник внимательно посмотрел ей в лицо, почтительно склонил седую голову, тихо произнес:
– Поддержите невесту, только за руку не берите. Рано.
Обнаров обнял жену за талию, плечом она коснулась его плеча.
Священник осенил себя крестным знамением, в молитве простер руки к небу.
– Боже вечный, разстоящаяся собравый в соединение, и союз любве положивый им неразрушимый: благословивый Исаака и Ревекку, и наследники я Твоего обетования показавый: Сам благослови и рабы Твоя сия Константина и Таисию, наставляя я на всякое дело благое. Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу возсылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков!
Хор приглушенно:
– Аминь.
– Мир всем!
Хор:
– И духу твоему.
– Преклоните головы ваши пред Господом, – сказал священник
– Тебе, Господи! – пропел хор.
Священник прошел в алтарь, перекрестившись, преклонил колени и застыл в молитве.
Обнаров посмотрел на жену. Ее лицо было бледным, точно восковым, точно в нем не осталось ни единой кровиночки.
«Господи! – закрыв глаза, взмолился он. – Господи, спаси и помилуй! Неужели опять? Не дай повториться тому кошмару снова. Сохрани мне ее, милую, нежную, мою родную девочку. Господи! Если… – он запнулся, спазм сжал горло. – Если болезнь, то дай ее мне. Не коснись гневом твоим рабы Божией Таисии! Молю тебя, Господи! Аминь!»
Священник прервал молитву, обернулся к Обнарову. На старческом лице застыла печаль. Он отвернулся, прижал руку к сердцу и стал молиться с еще большим рвением.
Когда молитва была окончена, священник тяжело поднялся, взял с алтаря кольца и вернулся к молодым. Трижды он начертал крест над головой жениха, надел кольцо на безымянный палец правой руки Обнарова и трижды произнес:
– Обручается раб Божий Константин рабе Божией Таисии, во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь!
Тот же ритуал он совершил и в отношении невесты, и в завершение надел кольцо на безымянный палец ее правой руки.
– Обручается раба Божия Таисия рабу Божию Константину, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! Теперь, пожалуйста, трижды обменяйтесь кольцами.
«Я люблю тебя» – одними губами произнес Обнаров, когда жена надевала ему на палец кольцо. Тая смущенно улыбнулась, точно была не готова делить с посторонними эту его откровенность. Он видел: она устала. Вместе, почти три часа, они отстояли заутреню, обручение. Даже для него это было физически тяжело. Что было говорить о ней, едва-едва оправившейся после болезни.
Священник внимательно наблюдал, как жених и невеста обмениваются кольцами, относясь к ритуалу внимательно и ответственно, и теплые, радостные искорки появились в его глазах.
– Помните, обмениваясь кольцами, вы клянетесь друг другу в вечной любви. А любовь долготерпит, любовь милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает.
– Господу помолимся! – красиво, нараспев возгласил внук священника.
– Господи, помилуй! – старательно подхватил женскими голосами хор.
– Господи, Боже наш! Сам благослови обручение рабов Твоих Константина и Таисии и утверди еже у них глаголанное слово… – читал священник.
Слова впитывались в воздух. Становилось легче дышать.
«Что ж за жизнь-то такая! – досадовал, стоя за спиной Обнарова, Сергей Беспалов. – Проходит время и любимых любить мы уже не можем. Нет ни сил, ни желания. Почему все уходит, Господи? Куда? Почему мы с истовым рвением поганим себе же единственную, такую короткую жизнь? Почему эгоистично считаем, что знаем, как правильно и как должно? Почему я – умный, я – мудрый, но бесконечно несчастный, непонятый и одинокий, а она всегда тупая, глупая, надоевшая нудением нутрия, с гонором, претензиями и навязчивой идеей о том, что ты – козел и мерзавец? А начинается все так хорошо…»
– Яко милостив и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков.
Хор торжественно:
– Аминь!
– Медленно подойдите и станьте на подножие, начинается венчание, – торжественно произнес священник.
Под церковное песнопение Обнаровы приблизились к аналою, на котором лежали крест и Евангелие, и встали на ручной работы белое полотенце.
– Блаженны все боящиеся Господа, ходящии в путех Его! – провозгласил священник.
Хор запел:
– Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Тая осторожно коснулась руки Обнарова, обнимавшей ее за талию, прошептала:
– Не держи меня. Мне лучше, – и опять виновато улыбнулась.
Его лицо было напряженным, взгляд тревожным и пристальным.
– Не волнуйся. Все хорошо, – повторила она и добавила для убедительности: – Правда.
– …Ты будешь вкушать от плодов труда рук твоих, ты блажен и будет благо тебе! – пел священник.
– Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
– Жена твоя, как плодовитая лоза в стане твоего отечества, сыновья твои, как вновь посаженные масличные деревья вокруг трапезы твоей.
– Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе, – вторил хор.
– Так благословится человек, боящийся Господа!
– Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! – торжественно завершил хор.
В наступившей тишине священник подошел к жениху, и внимательно глядя ему в глаза, строго спросил:
– Имеешь ли ты, Константин, свободное и доброе желание и твердое намерение взять себе в жену сию Таисию, которую здесь перед собою видишь?