Обнаров - Страница 80

– Ты вернулся? Костенька, я думала, ты совсем ушел. Увидел, что от меня осталось, и ушел.

Сквозь стерильную маску Обнаров поцеловал жену в уголок губ.

– Я устраивал докторам грандиозный скандал за то, что они постригли тебе волосы без моего согласия. Этого не было в договоре!

Тая слабенько улыбнулась.

– Врешь ты все. Я слышала. Ты думал, меня плохо лечат…

Рукой в стерильной перчатке Обнаров погладил жену по щеке.

– Таечка, родная моя, прости меня. Я просто сумасшедший. Я так люблю тебя, что готов даже на глупые поступки. Представляешь, я разгромил кабинет главврача, чуть не пришиб двух докторов!

Она вымученно улыбнулась.

– Ты можешь…

– Я знаю, я сильным должен быть, а у меня не получается. Мне больно и страшно. Больно от твоих страданий и боли. Страшно от того, что помочь не могу. Я так хочу, чтобы ты скорей поправилась. Ты так нужна мне!

Он погладил жену по ежику коротких волос.

– Костенька, ты очень устал. Ты не переживай так. Время ведь не подтолкнешь.

– Знаю…

– Сегодня двадцать третье августа. Первая фаза индукции ремиссии закончится, будет смена препаратов. Будет легче.

Обнаров взял руку жены, поцеловал.

– Кто же кого успокаивать должен?

– Конечно, я тебя, хороший мой. Ты весь извелся, худющий стал, человек со взглядом больной брошенной собаки.

Он улыбнулся.

– Как же мне повезло, что ты у меня есть!

– А мне-то как! Расскажи, как дома?

Он стал рассказывать о сыне, о маме с сестрой, о работе. Она слушала, неотрывно глядя на него, потом ее веки то и дело стали смыкаться, и усталая, она уснула.

Жена спала, а он все сидел подле и гладил ее сухонькую исхудавшую руку, перебирая тонкие побелевшие пальчики. На руке было обручальное кольцо. Чтобы оно не соскочило и не потерялось, с ладонной стороны между кольцом и пальцем был просунут свернутый в несколько раз тетрадный листок. Подумав, что кольцо с листком больно сжимает палец, Обнаров осторожно вытащил его, развернул, прочитал: «Если не успею сказать: «Костенька и Егорушка, я вас очень-очень люблю. Простите. Прощайте…» Обнаров свернул листок, осторожно положил его на прежнее место, поцеловал кольцо и ладошку жены. Несколько раз он глубоко вдохнул, не давая волю чувствам, поправил одеяло и стал терпеливо ждать, когда жена проснется.

Когда Тая проснулась, пришли несколько врачей и медсестра, укутанные с головы до пят, как и Обнаров, во все стерильное. Врачи осмотрели Таю, посовещались, проверили назначения, медсестра взяла анализ крови и все опять ушли.

– Хочешь, я включу телевизор? Поймаю какой-нибудь российский канал.

Тая качнула головой.

– Лучше расскажи мне что-нибудь, а я буду смотреть на тебя и слушать.

Он стал рассказывать, стараясь припомнить что-нибудь забавное и смешное. Ему было приятно видеть, как лицо жены светлеет, как теплеют ее глаза, как бледные высохшие губы вытягиваются в тонкую улыбку-полосочку. В такие мгновения он был счастлив оттого, что она могла, пусть на мгновения, забыть боль и страдания.

Вернувшаяся вскоре все та же медсестра дипломатичным, но не допускающим возражений тоном сказала:

– Прошу меня извинить, господин, но госпоже Ковалевой необходимо приступать к гигиеническим процедурам.

– Я – супруг госпожи Ковалевой. Я могу помочь. Только покажите, что и как делать.

Медсестра доброжелательно улыбнулась.

– Конечно. Это не трудно, господин Ковалев.

Медсестра научила его, как нужно правильно подавать больной судно, как проводить гигиенические процедуры, как перестилать постель, как делать массаж спины и ягодиц, чтобы не было пролежней, как втирать питательные травяные лосьоны и настойки. Тая смущалась, но не была против. Она понимала, что мужу важно быть хоть чем-то ей полезным.

За мелкими бытовыми хлопотами наступил вечер. Принесли ужин. Обнаров с удовольствием кормил жену с ложечки, при этом рассказывал что-то хорошее, радостное. После ужина медсестра поставила Тае капельницу.

– Господин Ковалев, ваша жена скоро уснет, а вам пора уходить. Прошу меня простить, но время посещений закончилось два часа назад.

Обнаров ушел только, когда жена уснула.

На следующее утро он был снова рядом. Очнувшись ото сна и увидев рядом мужа, Тая провела по воздуху рукой, точно стараясь стереть видение. Он рассмеялся, поймал руку жены, поцеловал.

– Костик… – она задохнулась от счастья.

– С добрым утром, Таечка!

Обнаров потрогал ее лоб. Лоб был прохладным, и Обнаров поблагодарил Бога, что лихорадка не возвращается.

– Как тебя пустили так рано?

– Я не уходил. Мне Анатолий Борисович разрешил переночевать в его кабинете. Он сегодня дежурил ночь.

Она улыбнулась одними уголками губ.

– Во сколько у тебя самолет?

– Поздно вечером, в половине двенадцатого.

– Как хорошо! Ты весь день будешь со мной. Будешь?

Он кивнул.

– А ты мне сделаешь опять массаж? У тебя руки такие нежные…

– Конечно. Все, что захочешь.

– Я ванну хочу. И голову помыть.

– Тебе можно?

Она улыбнулась.

– Выжившим после лихорадки все можно.

Ему было приятно, что хоть чем-то он может жене реально помочь.

– Еще я в сад хочу. Ты отнесешь меня в сад? Там лекарствами не пахнет и нет надоевших стен.

– Обязательно, после завтрака. Если Анатолий Борисович не будет против.

– Мы попросим его. Правда? Так хочется почувствовать, что еще живешь…

– Тая!

– Прости. Прости, пожалуйста. Ну, что вы сидите, «господин Ковалев»? Подайте мне судно. Я писать хочу…

Вроде бы он адаптировался к ситуации, даже перестал замечать некоторые ее нюансы. Он почувствовал себя нужным. Он поверил: жизнь продолжается! Он поймал нужное состояние, состояние некоего смирения и ощущения жизни здесь и сейчас, без страха перед будущим.