Обнаров - Страница 63

– Костя!

Он залпом осушил стакан.

– Фу-у! Запарился я, пока твоего Сабурова нашел. Вставать тебе надо! Вставай, чего лежишь? К сыну пойдем!

– Как?

– Ногами. Твоими прекрасными, длинными, стройными ножками!

– А мне можно?

– Нужно! Поднимайся. Завтра из городской лаборатории придут все твои анализы, и будешь нянчиться с Егором. У них, видишь ли, европейские стандарты! Не взыщите! Давай, давай, вставай! – он не дал опомниться жене. – Сабуров сказал, тебе надо расхаживаться. Час до обеда у нас есть.

Она счастливо улыбнулась, впервые за все время после родов.

Обнаров достал сигарету, сунул в рот. Дьявольски хотелось курить. Потом он опомнился, спрятал сигарету назад, в пачку: «Нервничаешь. Прокол, Обнаров!»

Воодушевленная тем, что ей разрешили ходить, Тая осторожно села в кровати, опустила ноги на пол, так посидела немного, потом стала вставать. Кружилась голова, подташнивало, но она встала на ноги.

– Давай я помогу.

Обнаров поддержал ее. Опираясь на его руку, Тая сделала шаг, другой, потом побледнела, закрыла глаза, ее лоб покрыла испарина. Обнаров подхватил ее на руки. Ему показалось, что жена стала неестественно легкой. «Точно крохотный воробушек…» – подумал он.

Это ее страдание, его прикосновение к беспомощному, слабому тельцу, страшные синяки от капельниц на ее руках, запах свежей крови и лекарств так сильно подействовали на него, что Обнаров почувствовал, как с шелестящим звуком земля начинает исчезать в неестественно белом тумане. Ноги налились свинцом, ладони вспотели.

– Сейчас я за нашатырем тебе схожу. Полежи пока, – сказал он.

– Костя, не надо! Пройдет.

– Надо, – он прикрыл за собою дверь, и шепотом добавил: – Мне надо.

Дежурную медсестру, сидевшую за столиком на посту, напугала его бледность.

– Вам плохо? – она пошла навстречу Обнарову. – Идите сюда, за мной.

Она втолкнула его в процедурную.

– Сейчас же ложитесь на кушетку!

Обнаров обреченно махнул рукой.

Она заставила его сесть, потом, взяв сзади за шею, резко согнула вперед, так что его голова оказалась ниже коленей.

– Не хотите лежать, вот так посидите. Не шевелитесь. Держите! – она вложила ему в руку вату, пропитанную нашатырем, заставила нюхать. – Глубже вдыхайте! Запах чувствуете?

– Нет.

Обнаров вдохнул еще и еще, наконец резко дернул головой, отвел руку и разогнулся.

– Спасибо. Что бы я без вас…

Он закрыл глаза, откинулся назад, оперся спиной о стену, опять поднес вату с нашатырем к носу.

– Глубже дышите. Сейчас все пройдет. Это нервы.

– Все-то вы знаете.

– Я просто читала карточку вашей жены. Мне по должности полагается. И потом, я все на мониторах вижу: и палаты, и коридор. Еще я знаю, что Сабуров с вами говорил.

– Я думал, я сильный… – Обнаров усмехнулся, грустно, с оттенком пренебрежения к себе.

Медсестра села рядом, взяла его за запястье, привычным жестом вскинула руку с часами.

– Давайте я вам глюкозку вколю. Сердечку полегче будет.

– Обойдусь. Нашатырь для жены дайте.

Медсестра поднялась, открыла стеклянный шкафчик, достала оттуда маленький пузырек и упаковку ваты, вложила их в руку Обнарову.

Он встал, тряхнул головой и пошел к двери.

– Константин Сергеевич! – окрикнула его медсестра.

Обнаров обернулся, едва слышно произнес:

– Что?

– Вы сильный! Только живите сегодняшним днем. А завтра… Завтра еще и у Бога не написано!

Врач-гематолог Марэн Михайлович Мартиньсон вот уже час сосредоточенно перечитывал и перекладывал с места на место маленькие разноцветные листки результатов анализов, смотрел результаты УЗИ и рентгенограммы, но его вывод о вероятном диагнозе от этого бдения никак не менялся. Он уже мог наизусть назвать результаты по лейкоцитозу, бластам, тромбоцитам, гемоглобину и прочая, и прочая, и прочая, но верить в очевидную возможность страшного диагноза ему не хотелось.

– Здравствуй, Марэн Михайлович! Чего на пятиминутке у главного не был? – Сабуров протянул Мартиньсону руку.

– Таки нашел занятие поинтересней для своей старой еврейской головы.

– Ковалева?

Мартиньсон кивнул.

– Коля, может быть, я что-то в чем-то не понимаю, но даже после двух стаканов спирта старик Марэн сможет отличить лимфобластный лейкоз от миелобластного и типичных медицинских заблуждений.

– Ты хочешь сказать…

– Я очень чувствительный к формулировкам, Сабуров. Это у меня от деда, расстрелянного в тридцать седьмом. Его, конечно, реабилитировали в пятьдесят восьмом за отсутствием состава преступления против нашей великой Родины, но деду, мир его праху, было уже все равно. Заключения с выставленным диагнозом «острый лимфобластный лейкоз» я не подпишу. Но, как говорил мой дядя Мойша, если в вашей карточке врач-окулист не написал про вашу больную печень, это не значит, что у вас нету печени!

Сабуров взял лежавшие перед коллегой листки и один за другим стал их изучать.

– Честно говоря, Марэн Михайлович, я надеялся…

– Я тоже надеялся, Коля. Молодая девочка. Красавица. Заботливый муж. Ребенок. Жизнь только начинается… Ты, Коля, как лечащий врач, ей всего не говори. Скажи мутно про необходимость обследования. Оно действительно необходимо, причем срочно. Сразу, как мы выпишем ее. А вот мужу… Ему со всей серьезностью надо. Не смотри ты так на меня, Коля! Не я распределяю диагнозы. Ты же знаешь, диагнозы распределяются на небесах. Если старый еврей чем-то может помочь, я весь к услугам этих несчастных…

– Так, так, та-а-ак… – зам. худрука заслуженный деятель искусств Петр Миронович Симонец пыхтел и хмурился.