Но дежурный врач Марэн Михайлович Мартиньсон заверил, что в клинике есть все необходимое, что нужно просто подождать. И он ждал. Ждал уже почти час. Сил ждать уже не было.
– Нет, это невыносимо! – Обнаров резко встал и пошел в приемный покой.
– Костя, стой! Мы с тобой рожать не умеем. Мы ничем не поможем. Нам нужно просто подождать. Это же природа. Природу не поторопишь, – говорил ему шедший следом Шалобасов. – У меня Ленка первого двенадцать часов рожала, второго – восемь. А ты очень быстро хочешь!
Обнаров остановился, обернулся к Шалобасову и, стараясь сдерживаться, сказал:
– Сейчас меня не трогай. Хорошо? Иди кофе пей. Зоенька, – обратился он к медсестре, – сделайте, пожалуйста, Андрею Валентиновичу кофе. И покрепче! Можно с коньяком или спиртом! По вашему вкусу. А можно коньяк или спирт вообще без кофе! А мне покажите, где у вас находится дежурный врач.
Медсестра подала Обнарову бахилы и халат.
– Надевайте, Константин Сергеевич. Я провожу вас.
– Костя, перестань метаться!
Шалобасов больно сжал его плечо.
– Ты не понимаешь, Андрей! Это я ей подарил эту машину. Подарил, чтобы не напрягать себя любимого. Я знал, что она плохо водит, что мало опыта. Но мне было плевать! Мне было удобно! Ты это понимаешь?! Удобно! А теперь из-за собственного эгоизма и долбо. ства я могу потерять и жену, и ребенка!!! И ты хочешь, чтобы я спокойно сидел и ждал?!!
Шалобасов тряхнул его за плечи, пристально глянул в глаза, с нажимом произнес:
– Все будет хорошо.
Обнаров отстранился и пошел следом за медсестрой по длинному, ярко освещенному коридору.
– Не надо так волноваться, Константин Сергеевич! На вас больно смотреть! – говорил Обнарову дежурный врач Марэн Михайлович Мартиньсон. – Хотите курить? Курите… – Он пододвинул Обнарову пепельницу. – Может быть, коньячку? Рюмочку для снятия стресса. Как?
– Нет, спасибо. Я просил бы вас пойти и узнать, что с моей женой и ребенком. Немедленно! Я плачу клинике слишком большие деньги не за то, чтобы меня кормили общими фразами типа «Идет операция».
– Хорошо! – легко согласился доктор.
– Я пойду с вами и подожду вас у операционной.
– Это лишнее, Константин Сергеевич. В операционный блок нельзя посторонним.
– А кому я посторонний? Жене? Или вам за свои же «бабки»?
Обнаров поднялся, распахнул перед доктором дверь, жестко сказал:
– Идемте!
На третьем этаже у дверей с надписью «Операционные» Обнаров остановился.
– Я жду вас, доктор.
Доктор Мартиньсон вошел внутрь, и в коридоре какое-то время были слышны его удаляющиеся шаги. Обнаров не выдержал, приоткрыл дверь и успел заметить, как доктор входит в одну из дверей справа по коридору.
Обнаров стоял, привалившись спиной к дверям, коснувшись затылком холодного матового стекла. В голове заезженной пластинкой почему-то крутилась фраза из старой-старой песни: «Мы с тобой два берега у одной реки…» Слова звучали голосом Майи Кристалинской. Именно в ее исполнении, в далеком детстве, из тарелки-динамика он слышал эту песню. Он хорошо помнил, как слушал песню и не мог понять, как это люди могут быть берегами. Теперь он точно знал: могут. Он закрыл глаза.
– Господи, помоги ей! Все в твоей власти…
Защипало глаза. Он с трудом справился с собой. Ноги сделались будто ватными. Сердце не билось, а трепетало. Внутри дрожала каждая клеточка, каждая жилочка. Сил стоять не было. Он думал, он крепче. Нет, быть крепче не получалось. Обхватив голову, Обнаров сполз по стеночке на пол и сел возле двери. Он был благодарен Богу, что сейчас его, размазанного жизнью, никто не видит.
Ждать пришлось недолго. Послышался непонятный металлический лязг, потом мерное характерное урчание. «Лифт», – догадался Обнаров. Потом он услышал торопливые шаги, все ближе, ближе…
– Константин Сергеевич? Здравствуйте. Я Николай Алексеевич Сабуров.
Врач протянул Обнарову могучую волосатую руку, помог подняться. Врач был одет в зеленую униформу, чуть промокшую на спине и груди. Стерильная, тоже зеленая, маска болталась на его правом ухе.
– Здравствуйте. Что с моей женой и что с нашим ребенком? Они живы?! Почему мне не дают никакой информации?
– Поздравляю вас с сыном, дорогой вы наш Константин Сергеевич! Богатырь! Четыре сто! Крепкий, здоровый мальчик.
– Правда?! Жена… – с похолодевшим сердцем почти прошептал Обнаров.
– От ДТП последствия минимальные: легкое сотрясение мозга, ушибы, ушибленная рана волосистой части головы слева. Все заживет без следа за неделю.
– Вы говорите о «минимальных» последствиях и не причисляете к ним роды. Роды были преждевременные.
– Нет, Константин Сергеевич! Роды были срочные. Ребеночек доношенный. ДТП здесь не причем. Судя по состоянию родовых путей, схватки у вашей жены начались еще утром. Может, не очень выраженные, но, вероятно, поэтому она и ехала к нам. Мы сделали кесарево сечение. У вашей жены довольно узкий таз, а ребенок очень крупный. Думаю, ни одна женщина естественным путем не справилась бы. К тому же хоть и легкое, но сотрясение мозга. Мы должны были избежать риска кровоизлияний. Так что все в порядке. Жена ваша спит. Мы поместили ее в реанимацию, хотя медицинской необходимости в этом нет. Сейчас еще действует наркоз. Потом мы введем обезболивающие препараты и снотворное. Пусть спит до завтра. Завтра после одиннадцати можете ее навестить. Через неделю домой заберете.
– Спасибо, Николай Алексеевич.
Обнаров рукой провел по лицу, точно стирая страх и неопределенность, вдохнул полной грудью, почувствовал, как спина покрылась жаркой испариной.