Обнаров - Страница 4

– Нет-нет, это не ваш паспорт. Вы нам свои документы не передавали. Видите, а говорили, не волнуетесь, – все же не сдержался, улыбнулся Преображенский.

Ковалева уверенно и спокойно смотрела на членов приемной комиссии.

– Простите меня за девушку-гота, – тихо, но твердо сказала она. – Мне очень хотелось, чтобы вы, уважаемые члены приемной комиссии, поверили, что я могу быть разной, могу перевоплощаться, могу играть. Я с глубоким уважением отношусь к вам, Виолетта Ильинична, и к вам, Алексей Петрович, и горжусь, что могла учиться на ваших актерских работах. Я с глубоким уважением отношусь к вам, Жанна Семеновна. Я благодарю судьбу, что мне вовремя попала в руки ваша книга по искусству сценической речи. Мне жаль, что я не могу лично принести извинения Константину Сергеевичу Обнарову. Я надеюсь, он понял бы меня. Он ведь актер. Вы же знаете, образ предполагает стиль поведения.

– Да-а… Такого, коллеги, я не припомню, – растерянно разведя руками, сказала Заславская. – Я не пойму, как вы в ведомости дважды оказались?

– Это я помог, – включился в разговор Тимур Шатров, тот самый студент третьего курса актерского факультета, который по просьбе приемной комиссии поочередно вызывал из коридора абитуриентов. – Алексей Петрович, она же наша! Она же все наши дипломные спектакли смотрела, на всех репетициях была. Она нам здорово помогала советами. Мы думали, она вообще с последнего курса. Короче, это я попросил, будто по ошибке, указать Ковалеву дважды в ведомости. Так у нее шансов вдвое больше. Вы же видели, как она умеет перевоплощаться. Наказывайте! Но если таких, как Ковалева, не принимать…

– Шатров! – строго прервал студента Преображенский. – Мне понятны ваши юношеские порывы. Может быть, вы возьмете на себя смелость принимать решения за приемную комиссию? Мы бы в отпуска разъехались. Возможно, ваш гений и в преподавательской деятельности нас сможет заменить?

– Алексей Петрович… – попытался оправдаться студент.

– Сядьте и напишите объяснения на имя ректора!

– Хамка-гот, это точно вы? – Жанна Семеновна с сомнением смотрела то на фотографию в паспорте, то на Таисию Ковалеву.

– Дайте мне минутку, – попросила Ковалева и вытряхнула на пол аудитории из полиэтиленового пакета черного цвета одежду. – Сейчас я куртку надену и парик. Я могу и лицо вновь накрасить, но для этого время…

– Подождите вы с тряпками, – остановил профессор Преображенский. – Воспроизведите, голубушка, хотя бы фрагмент тех перлов…

– Усекайте, тупо базарить я не буду! – с вызовом сказала Ковалева, мгновенно превратившись из «ангела» в «демона».

Бесцеремонно она склонилась через стол к Преображенскому.

– Мне типа улётны и в кайф твои приколы, но я секу, что пошла жара. Объясняю. Хочу поюзать тебя, как махрового прéпода. Я же сейчас поцоканая вся, мне…

– Хватит! Хватит! – Вильк и Заславская протестующее вскинули руки.

– Н-да-а… – тряхнул головой Преображенский. – Что ж, голубушка, пожалуйте на третий тур.

– Простите, вы хотели сказать на второй? – уточнила Ковалева.

– Нет-нет, решительно на третий!

Миновал жаркий, заполненный вступительными экзаменами июль, за ним – занятый поисками жилья и работы прохладный август.

С приходом дождливого сентября в жизнь Таисии Ковалевой вошли студенческие заботы. Ей было трудно. Но это были желанные трудности, как всегда бывает на пути к мечте.

Последняя пара закончилась сегодня в семнадцать сорок пять. Еще мало знакомые друг с другом, не обремененные обязательствами студенты-первокурсники торопливо покидали аудиторию.

– Никита Сазонов, пожалуйста, подойдите ко мне, – попросила преподаватель сценической речи Жанна Семеновна Вильк.

С Сазоновым Таисия Ковалева познакомилась первого сентября. Они оказались случайными соседями на торжественном собрании, посвященном дню знаний. Зрительный зал аудитории «Большая сцена» был забит до отказа, мест не было. Вот они и сидели прямо перед сценой на скрипучей шаткой скамеечке, еще шутили по поводу ее ветхости и возможности падения.

Сазонов Таисии понравился сразу. Понравился своей открытостью, уверенной повадкой жизнелюба, балагура-весельчака, очень светлого и легкого в общении человека. Он был так не похож на знакомых ей парней с безразлично-тупыми либо, наоборот, постоянно озабоченными, темными лицами. Сазонов был соткан из света. От одного его появления Таисии казалось, что мир светлеет и приобретает пестрые краски. Не говоря уже о его внешности Аполлона.

– Никита, пожалуйста, зайдите к ректору. Он хотел передать Вам документы для отца. Вы знаете, мы так благодарны Игорю Васильевичу! Ваш отец… Он просто… Ой! Я так разволновалась! – Жанна Семеновна прижала руку к сердцу. – Нам ремонт в институте просто необходим. Мы же три года найти денег не можем. Игорь Васильевич все оплатил! Представляете?! – она взяла Сазонова под руку и в его сопровождении пошла к выходу из аудитории. – Ваш отец – большой души человек. Есть еще в России меценаты!

Сазонов обернулся к Ковалевой, которая у окна за первым столом укладывала в сумку взятые в библиотеке учебники. Ему стало приятно, что она, безусловно, слышала их с Жанной Семеновной разговор.

День истекал последними каплями неяркого света. Начавшийся накануне вечером дождь по-прежнему лил как из ведра. Прохожие спешили, то и дело поеживались под ударами пронизывающего ветра, тщетно прикрывались зонтами, браня ненастье, пробирались меж луж.

Накинув капюшон не по сезону легонькой джинсовой куртки, запустив поглубже руки в карманы, сжавшись, как продрогший воробушек, Ковалева решительно закрыла за собой дверь института и шагнула под дождь.