Обнаров - Страница 34

С телефоном в руке Обнаров замер в нерешительности. Совестно было признать, но ни одного номера наизусть он не помнил. В записную книжку телефона абоненты были вписаны по именам, так что цифры номера перед глазами не мелькали. Дублирующий записи ежедневник остался в кармане куртки. Помедлив, он сообразил, и набрал собственный номер.

Он долго слушал длинные монотонные гудки, слушал до тех пор, пока телефон, деликатно пропищав, не выдал на табло «Номер не отвечает».

– Спасибо, – Обнаров вернул телефон охраннику. – Саня, подскажи, что поблизости работает в ночи? Ума не приложу, куда мои обормоты делись!

Охранник погладил мощный подбородок, прищурил левый глаз, потом, точно открыв компьютерный файл, выдал:

– За нами, на Большой Дмитровке. Еще через шесть зданий. И через квартал. Да, на противоположной стороне напротив нас и ещё через два квартала в Столешниковом переулке.

– В Столешниковом знаю. Я понял. Бывай!

Это было настоящей пыткой протиснуться по сплошь заставленной машинами, загруженной до предела узенькой улочке. Еще ужаснее было под отборный водительский мат и немилосердное гудение клаксонов периодически бросать машину с включенной «аварийкой» в потоке, заведомо создавая длиннющую пробку, и под проливным дождем забегать по очереди во все ночные кабачки.

Кое-как, шагом улитки добравшись до Страстного бульвара, он свернул направо и вышел на Петровку, с которой нырнул в Столешников переулок. В переулке стояла прочная пробка, и, обматерив все и вся, Обнаров бросил машину у перекрестка, и дальнейшие поиски продолжил бегом.

Одежда окончательно промокла, с мокрых волос капли то и дело падали на мокрое лицо. Будь он в спокойном состоянии, Обнаров ощутил бы и дождь, и холод. Сейчас же нервы ставили таким ощущениям прочный блок. Волнение за нее, ярость на собственное бессилие и нелепость ситуации, мужской, жесткий мат – вот этого добра Обнаров мог себе позволить сколько угодно!

По закону подлости разомлевших от выпитого и съеденного коллег-артистов Обнаров нашел в последнем кабачке Столешникова переулка.

– Наконец-то! – приветствовал друга Сергей Беспалов. – Заждались. Как там?

– Нормально. Тая где?

– Здесь только что была. Расскажи подробности.

Но Обнаров уже не слышал его, он шел по залу, тщательно рассматривая сидевших, стоявших, непринужденно болтавших, танцевавших, но ее среди них не было. Бегом он вернулся назад, к Беспалову, с бокалом в руках пританцовывавшему возле бара.

Стальная хватка, острый блеск черных глаз, жесткое:

– Я ее с тобою оставил. Где она, черт бы тебя побрал?!

– Здесь была.

– «Здесь была»… Это я уже слышал.

– Костик, сядь, выпей. Лица на тебе нет… – пьяно улыбался Беспалов. – Вот у меня Олька где хочет, там и гуляет. А мне… Мне до тридцать первого июня! Найдется твоя пропажа. Было бы о чем переживать.

Обнаров с силой тряхнул Беспалова и швырнул на барную стойку.

– Мальчики, вы сума сошли! – охнула бармен.

– Грубо, Костя! Грубо! – Беспалов обиженно потер ушибленное плечо.

На крыльце заведения Обнаров остановился, посмотрел в одну сторону улицы, потом в другую. Прохожих не было видно.

Все так же хлестал дождь.

Обнаров поискал по карманам сигареты. Очень хотелось курить. Ему представилось вдруг, как ароматный крепкий табак забирается в легкие, ноздри, как прочищает мозги. Он был уверен, что закурив, придумает что-нибудь стоящее, например, что предпринять дальше. Но сигарет не было. Бездействие бесило.

«Делай же что-нибудь!» – скомандовал он себе.

Вновь выскочив под проливной дождь, он кинулся бегом искать ее по соседним улочкам. Столешников переулок, вновь Большая Дмитровка, тесный Петровский переулок, Петровка, вновь угол Столешникова переулка…

Она стояла у его машины, укрывшись с головой его курткой, уже промокшей и не дававшей тепла. Ее худенькая, хрупкая фигурка под шквалом непогоды казалась продрогшей и жалкой.

– Тая… – едва слышно, вымученно произнес Обнаров. – Тая!!! – крикнул, что было сил.

Она встрепенулась. Улыбка осветила мокрое лицо. Накинув куртку на плечи, она побежала ему навстречу.

Он обнял ее, с силой прижал к себе, потом, точно одержимый, стал целовать ее мокрое лицо, волосы, шею, руки…

– А я вижу, твоя машина. Стою и жду тебя… – виновато произнесла Таисия.

– Прости меня. Прости! Прости…

Он подхватил ее на руки и понес к машине.

– Костя, что тебе сказал сэр Брэдуэй?

– Он сказал, что ты можешь мною гордиться.

– Я это знала!

Укутанная в теплый шерстяной плед, она удобно полулежала в его объятиях. После пары глотков коньяка из плоской металлической фляжки румянец появился на ее щеках. А с печкой, включенной на максимум, было совсем хорошо.

– Давай я буду твоей золотой рыбкой. Чего ты хочешь?

Обнаров склонился и поцеловал жену в уголок губ.

– Не хочу никого видеть, кроме тебя. Хочу с тобой на необитаемый остров.

– Принимается! – констатировал Обнаров. – Будет вам, моя госпожа, необитаемый остров.

Тянувшаяся от самой столицы цепочка рыжих придорожных фонарей закончилась сразу за Тверью. Глазам нужно было привыкнуть к черной, точно гуталин, ночи. Впереди невнятно маячил выхваченный фарами островок шоссе М10.

«Отвык ездить по провинции. Столицы… Столицы…» – Обнаров усмехнулся и сбросил скорость.

Он посмотрел на часы. Была четверть пятого. Хотелось спать. Он зевнул, ладонью потер глаза и посмотрел на Таю. Супруга мирно спала. Лицо было спокойным и красивым с приятной дремлющей полуулыбкой. Он опустил стекло, закурил, взъерошил волосы и тихонечко включил магнитолу.