Обнаров - Страница 161


К оглавлению

161

Ужин был исключительно поглощением пищи. Обнаров ел небрежно, неаккуратно, был молчалив, невнимателен.

– Костя, о чем ты все время думаешь? Ты совсем не замечаешь меня.

– О работе, – отрезал Обнаров тоном, не допускающим дальнейших вопросов.

Когда подали кофе, Обнаров закурил, спросил:

– Как тебе здесь, воспитательница? Держу пари, такие роскошные места ты только по телевизору видела.

– Здесь очень хорошо и уютно. Повар хороший. Нужно бы его поблагодарить, сказать несколько теплых слов.

Он выпустил вверх сигаретный дым.

– Перебьется. Так что там было у вас с папашкой? Твое детсадовское увлечение не идет у меня из головы.

– Костя, у тебя что-то случилось?

– Случилось, – не задумываясь, ответил он. – Но тебя это не касается.

– С Егором все в порядке?

– В полном. Он в Питере, у бабушки.

– Почему ты не заберешь его к себе?

– От советчиков тошно!

В день рождения жены Обнаров всегда не находил себе места. Ее смерти он так и не смог принять. Говорят, что счастье – это разница между ожиданием и реальностью. Эта разница из-за несправедливости и грубости к ним реальности превратилась в несчастье, растянувшееся кошмаром для Обнарова на годы.

Она улыбнулась. Улыбка была открытой, доброй, нежной.

– Я все-таки думаю, тебе нужно мне все рассказать. Тебе будет легче.

– Что ты понимаешь?! – раздраженно выдохнул он. – Копаешься, как гусыня, в сопливых носах. Сюсюкаешь. Мусюсюкаешь. Жалеешь… Меня жалеть не надо. Не поможет.

– Каждому хочется, чтобы его поняли и пожалели, и по голове погладили. Ты не исключение.

– Смысл?

– Это поможет тебе вновь стать сильным.

Обнаров усмехнулся, грустно, с издевкой.

– Давай попробуем. Едем ко мне, воспитательница. Начнешь меня жалеть.


Лунный свет на мягких кошачьих лапах крался к ее подушке. Еще немного, еще чуть-чуть, и смелым художником-импрессионистом он раскрасил светом и тенью ее лицо, подернул серебристой паутинкой ее черные волосы, лег полутенью на изгиб шеи, спускаясь все ниже и ниже, к загадочным полутонам.

Он любовался ею, купающейся в лунном свете.

– Спасибо тебе, – отчего-то шепотом сказал он.

Она отвернулась, как можно ровнее произнесла:

– За что?

Он осторожно протянул руку, нежно, едва прикасаясь кончиками пальцев, погладил ее по щеке.

– За то, что ты есть. Такая…

– Какая?

Он не ответил, он притянул ее к себе, обнял и так уснул, спокойно и безмятежно.

Утро ворвалось в его жизнь ярким солнечным светом, запахом горячего кофе, задорной детской песенкой из телевизора на кухне и ее улыбкой.

– Который час?

Она присела на краешек кровати, подала ему кофе.

– Уже поздно. Восемь тридцать. Просыпайся.

Обнаров отхлебнул кофе, одобрительно кивнул.

– Ты очень красивая сегодня. К чему бы это?

– Просто утро.

Она склонилась к нему, легонько поцеловала в щеку.

– Я побежала.

Она подхватила сумочку и пошла к двери.

– Я отвезу тебя.

– Нет-нет. Я возьму такси.

– Завтра у меня спектакль. Значит, в двадцать три тридцать у служебного входа.

На кухне его ждал завтрак: овсянка и яичница с беконом, как он любил. Так всегда готовила жена. Обнаров одобрительно хмыкнул:

– Даже…

Он пошел в ванную. Помадой на зеркале было написано: «Прощай. Забудь меня».

Кровь прилила к голове. Злость вперемешку с уязвленной гордыней накатили, размазали.

– Зеркало-то зачем поганить?! Колхозница…

Горячась все больше и больше, Обнаров полотенцем остервенело уничтожал надпись, потом пошел на кухню, с размаха бросил полотенце в мусорное ведро, налил себе стакан коньяку, залпом выпил, занюхал кусочком хлеба. Помедлив секунду, он схватил тарелку с кашей и яичницу и швырнул все это в мусорное ведро.

– Пожалела.

Он оперся кулаками о край стола, согласно кивнул.

– Стерва!


«…Без преувеличения, это будет очень опасный эксперимент. На грани катастрофы, – стоя на аэродромной бетонке, бодро вещал с телеэкрана известный тележурналист Валентин Седов. – Нам стали известны подробности. Принято решение смоделировать полет с повторением всех действий погибшего экипажа. Рядом с нами летчик-испытатель Игорь Леднёв. Именно он войдет в состав экипажа, которому поручено смоделировать полет погибшего самолета. Игорь Васильевич, скажите, как это будет?

– В ходе расследования катастрофы под Уральском уже пришлось отбросить множество версий. Осталась основная версия о тормозном усилии, которое и помешало машине взлететь. Мы выполним так называемый контрольный или штатный взлет, точно как предписывают инструкции. Затем на самолет установят спецаппаратуру для фиксации всех наших действий, и мы выполним шесть прерванных взлетов, повторяя разбег с нажатой педалью тормоза, выставляя штурвал, щитки так, как это делали пилоты разбившейся машины.

– Я думаю, главное здесь – вовремя остановиться, – сказал Седов. – Ведь если самолет оторвется от земли, он упадет так же, как и его предшественник в Уральске.

– Да. Это вообще противоестественное такое явление – взлет на тормозах, – сказал Леднёв. – Никто еще подобных испытаний не проводил.

– Скажите, Игорь Васильевич, вы испытываете страх перед полетом? – спросил Седов.

– У нас говорят: «Если летчик идет в полет, как на подвиг, он к полету не готов». Наш экипаж готов к полету…

Задорожная нажала кнопку пульта, и экран телевизора погас.

– Кра-са-ва… – чуть нараспев сказала она. – Вы, Игорь Васильевич, просто телезвезда! Во всех новостях, по всем каналам – ваше лицо.

– Издеваешься? – добродушно сказал Леднёв. – Я всего лишь старался выполнить твое поручение.

161